Борис Ковзан. Как начинал «таранный» счет единственный в мире пилот, выживший при четырех таранах?

В октябре 1941-го в глубинный Воловский район Тульской области перелетел 42-й истребительный авиаполк, ранее работавший по противнику из Ельца. «От затяжных осенних дождей дороги раскисли и стали непроходимыми, — вспоминал заместитель командира полка, будущий маршал авиации Герой Советского Союза Георгий Зимин. — Аэродром находился в стороне от немногих магистралей с твердым покрытием, и потому добраться до него было нелегко. Где-то застряли тылы».

Боеприпасы и горючее еще имелись, а вот с продовольствием было хуже — на складе остался только сыр. На завтрак, ужин, обед — во всех видах только сыр… Уже на третий день он никому не лез в горло, в столовой летчики ворчали и чертыхались. «Я и через много лет после войны не мог переносить сырного духа», — признавался Георгий Васильевич. Пришлось выменивать продукты у окрестных крестьян на керосин, цистерну которого полк возил с собой — так и кормились до подхода тылов.

Борис застал лишь краешек злополучной «сырной диеты», но даже если бы угодил на самое начало ее, слова против не сказал: в полку он оказался на птичьих правах. После боев в районе Гомеля Ковзана в первые недели войны вместе с другими «безлошадными» летчиками отправили переучиваться на «яки», после чего дали назначение в другой авиаполк. Туда он не добрался, прибившись к 42-му истребительному.

В те дни обстановка под Москвой складывалась такая, что каждый пилот был востребован, тем более с боевым опытом: враг захватил Орел и рвался к Туле. А Борис уже имел на счету сбитый самолет. Правда, на «мигах», которые состояли на вооружении в полку, раньше не летал.

Зимин приказал полковому инженеру организовать с Ковзаном изучение «Миг-3». Эта машина, задуманная как высотный перехватчик, на высоте 5 тысяч метров развивала скорость до 630 километров в час, что намного превышало возможности любого другого истребителя, и обладала хорошей маневренностью, но ей не хватало пушечного вооружения: на «мигах» стояли пулеметы — слабоватое оружие против вражеских бомбардировщиков. Кроме того, чем ближе к земле, тем больше самолет терял свои качества, тогда как большинство воздушных боев происходило на высотах до трех тысяч метров.

Через несколько дней Зимину доложили, что летчик готов к самостоятельному полету. Командир проверил его знание инструкции по технике пилотирования и был удовлетворен ответами Бориса. Полеты по кругу и пилотаж в зоне показали, что Ковзан достаточно подготовлен, требовалось отработать лишь некоторые элементы при выполнении фигур высшего пилотажа и особенно посадки. Однако заниматься этим времени не было. Враг нажимал, и с очередной группой истребителей новичок ушел в полет на боевое задание. Последующие взлеты и посадки получались у него заметно лучше.

29 октября после ночного дождя аэродром опять развезло, и хотя небо прояснилось, команда на взлет прозвучала только после обеда, когда земля немного просохла. Борис как был в своих унтах с калошами, за которые его величали «человеком в футляре», так и забрался в кабину. Тройке «мигов» предстояла штурмовка противника в районе Плавска. На грязной проселочной дороге заметили конный обоз, двигавшийся в сторону Москвы. Обстреляли повозки из пулеметов, заметили взрывы — значит, боеприпасы везли. Достойных целей больше не попалось, повернули домой.

Ковзан должен был садиться третьим, но когда два других «мига» уже были на земле, заметил вверху вражеский самолет и рванул ввысь, за ним. Завязалась воздушная карусель, каждый пытался зайти в хвост другому. Обменявшись несколькими очередями, Борис удачно вышел для атаки, но… пулеметы молчали: вышел боезапас.

Похоже, у противника возникла та же проблема — он начал маневрировать, выходя из боя. Ковзан тянулся за ним, выжидая удобного момента, чтобы ударить винтом по стабилизатору вражеского самолета. Далеко внизу виднелась земля — судя по ориентирам, они двигались в направлении Зарайска. На возвращение горючего уже не хватит. Но думать об этом некогда, противник «подставился» — надо бить!

— В этот миг кажется, будто кусок льда проглотил — холодеет внутри, — рассказывал Ковзан годы спустя. — Это, конечно, тот самый страх, который свойствен всему живому. Hо мы же люди, мы перебарываем его в себе! Мне пришлось пройти через этот «холод» четырежды. И что интересно: потом, на земле, я обычно мог вспомнить почти весь бой по порядку, словно разум фотографировал каждый миг…

После удара вражеская машина пошла вниз, беспорядочно кувыркаясь, а «миг» все-таки сохранил управляемость. Борису удалось посадить его в поле у какой-то деревушки. «Титово», — сориентировался по карте. К его самолету уже бежали люди…

На следующий день Ковзан вернулся в полк, вспоминал Зимин:

«Вернулся не пешком, не на подводе и не на попутной машине, как это бывало со многими летчиками, которым приходилось прыгать с парашютом из горящих и поврежденных машин. Нет, Борис прилетел на своем „миге“… При таране Ковзан повредил винт и совершил вынужденную посадку в поле. Винт ему удалось отремонтировать в колхозной кузнице».

За сбитый самолет летчик был награжден орденом Красного Знамени.

Второй таран Борис Иванович совершил зимой 1942-го в районе Торжка, третий — в июле над Новгородчиной, четвертый — в августе того же 1942-го у Старой Руссы. Тут ему не повезло: осколком стекла от разбившегося фонаря кабины повредило глаз. Все же он успел раскрыть парашют и приземлился в болото. Пришел в себя в госпитале. Глаз спасти не удалось, но Ковзан добился-таки разрешения врачей и продолжал воевать. Ко дню Победы на счету Героя Советского Союза было 360 боевых вылетов, 127 воздушных боев и 28 сбитых самолетов противника.

За Великую Отечественную войну советские летчики таранили врага более 600 раз, причем 34 из них — дважды, при этом многие погибли. Ковзан, сумевший уцелеть при четырех таранах, являл собой образец исключительной удачливости.

Он прослужил в авиации до конца 1950-х годов, окончил академию, вышел в запас полковником. Однако и тогда с небом не расстался — работал начальником аэроклуба в Рязани, потом переехал в Минск.

В Белоруссии, где впервые сбил самолет врага, его и похоронили в 1985-м году. Перед гробом несли награды непревзойденного аса: два ордена Ленина, ордена Красного Знамени, Отечественной войны I степени, Красной Звезды и медали. Именем Бориса Ковзана названа улица в Бобруйске, где он вырос и учился в аэроклубе.